Интернет разрушил принцип отбора массовой информации, подменил Запрет
Выбором и вывел общество на сверхзвуковые скорости эволюции. «Египет в
России невозможен»? Не зарекайтесь. Я отказался от телевизора в пользу
Интернета. Поездку Путина на «Калине» я смотрел глазами джиперов из
клуба «Диверсант», следил за трагедией в Домодедово по сообщениям в
твиттере, знаю чиновников по видео их автопередвижений на Youtube. Мне
непонятны мотивы телечиновников, отбирающих сюжеты для вечерних выпусков
новостей. Моя картина дня сложнее их бравурных отчетов, а ощущение
происходящего — полнее и драматичнее. Я вижу, как сеть свергает режимы.
Революционное подполье давно уже вышло из полутемного подвала в фэйсбук и
твиттер.
Глобальность сети упразднила географию. Каждое утро я здороваюсь в
аське с коллегами из Таиланда и Питера, Москвы и Киева. Скорость твоего
провайдера значит куда больше, чем километры расстояний — глобальной
коммуналке Интернета нет дела до твоей прописки и гражданства. Но, как и
в любой сделке, за это приобретение нам тоже приходится платить. И чем
дальше, тем больше хочется понять — что именно мы кладем на вторую чашу
весов.
Я был уже сравнительно взрослым, когда впервые вошел в Сеть и когда
Сеть вошла в мою жизнь. Я еще помню время, когда не было Интернета. Во
время моей учебы в университете скачанные в сети рефераты были такой же
диковинкой, как выделенная линия дома. Я еще помню, как платил за время в
сети, а не за трафик. Еще свежи в памяти отпечатанные на бумаге
каталоги интернет-адресов и восторг от первого знакомства с электронной
почтой. Те, кто младше на десять лет, уже вряд ли поймут это ощущение.
Они автоматически поправляют старый 97-й Word, норовящий писать слово
Интернет с большой буквы. Для них Сеть существовала всегда — почти как
Путин. И все чаще я задаюсь вопросом — свидетелем каких тектонических
сдвигов невольно стал?
С каждым годом они проявляются все сильнее. Интернет перестает быть
просто коммуникационной площадкой — он претендует на роль среды, которая
наряду с семьей и друзьями, школой и работой формирует каждого из нас.
Когда-то книгопечатание «взорвало мир», в результате чего родилась
«галактика Гуттенберга». На Руси первопечатники сломали вековой тренд
«культуры святости», когда книга перечитывалась в поисках глубинных
смыслов, заменив его «культурой многознания», создавшей спрос на
эрудицию. Результат не заставил себя ждать — церковный раскол, отказ от
самоизоляции, зарождение новых учебных заведений. Вот потому мне и
кажется наивной мысль, что Интернет всего лишь отучит нас отправлять
телеграммы и писать письма от руки.
Сегодня Сеть разрушает устоявшийся концепт Факта, когда любое знание,
претендующее на распространение в рамках коммуникационных площадок,
проходило определенный отбор. Последние пару столетий в традиционных СМИ
любая информация проходила несколько стадий цензуры, прежде чем стать
общественным достоянием. Натренированное веками мастерство чтения между
строк оказалось на обочине истории — Интернет породил новую реальность:
факты без цензуры. Как в том пророческом анекдоте: «Главный недостаток
цитат в сети — их недостоверность. В.И. Ленин». Наверное, совсем скоро
главным критерием качества образования станет способность
ориентироваться в огромном информационном потоке, отсекая плевелы ложных
интерпретаций и вырванных из контекста фраз.
Отныне мы разделены на Зрителей, довольствующихся готовыми образами, и
Пользователей, предпочитающих двустороннюю коммуникацию. Платон в
«Федре» описывал недовольство фараона по поводу изобретения письма:
монарх боится того, что у людей ухудшится память, поскольку отпадет
необходимость запоминать. Я не знаю точно — насколько сбылись
переживания этого литературного персонажа, но перемены, которые несет в
себе Сеть, мы сможем оценить гораздо быстрее.
Тектоника Интернета проступает и в глобальном отказе от ограничений.
По сути, сеть убирает Запрет как базовую категорию, подменяя его
Выбором. Вместе с запретом уходит и табуированность определенных тем.
Маргинальность площадки может отражаться на оформлении интернет-страницы
— но уж никак не на ее доступности. «Сарафанное радио» ЖЖ для многих
куда авторитетнее традиционного «зомбоящика». Поиск нетрадиционности уже
не требует усилий: что смотреть, кому и во что верить, чему
поклоняться, каждый решает сам.
Кстати, о табу. Во все времена страх и стыд были одним из главных
регуляторов человеческой культуры (если в западной культуре
главенствовал именно «страх», то «стыд» был ключевым азиатским
ограничителем). Выбор, как дар Интернета — это, по сути, прямой доступ к
нашему бессознательному. Логи домашних ноутбуков еще станут темой
докторских диссертаций будущих психологов. Наедине с поисковиком не
работают ни страх наказания, ни стыд разоблачения, — в этот момент лишь
наши внутренние «тормоза» отвечают за содержание запросов. И если каждый
второй запрос в сети связан с поиском разновидностей порно, не значит
ли это, что массовый пользователь — существо так и оставшееся
первобытным? Что вся культурная шелуха с него слетает, как только он
остается предоставленным самому себе?
Я не ханжа, контент сети мы создаем сами. Все разговоры о том, что
Сеть нужно ограничивать, натыкаются на булгаковский постулат о том, что
люди не меняются. Мы находим в глобальной паутине только то, что сами
туда складываем, а сеть лишь удовлетворяет наши запросы. Но,
одновременно, Интернет освобождает человека от общепринятых устоев,
становясь, де-факто лакмусовой бумажкой Духа.
Сеть — не панацея. Она не отменит исключенных реальностей, когда
внезапный снегопад становится поводом обругать власть, а не вспомнить о
бомжах, замерзающих в эту самую минуту на улицах. Интернет не переменит
присущую всем и каждому ярмарку тщеславия, из-за которой 90% контента
социальных сетей сегодня попадает в категорию «Мы с масей в Кемере».
Война за актуальность информации не закончилась — Интернет лишь станет
очередным полем нового сражения — с измененным оружием, полководцами и
пушечным мясом. Всё будет по-прежнему. Все будет иначе.
У нас налицо три свершившихся факта. Первое: Интернет — это площадка
для новой культуры, а может быть, и сама культура. Второе: эта культура
не умрет, разве только новая эпоха не отправит в небытие Сеть как
совокупность технических возможностей. В-третьих, отрицать эту сферу,
как и бороться с ней — бессмысленно. Остается лишь прогнозировать, как
именно мы станем меняться под ее влиянием.
Во времена Крымской войны новые рассказы Льва Толстого «добирались»
до читателя 3-4 месяца — ровно столько требовалось тексту, написанному
под Севастополем, чтобы дойти до читателя в Санкт-Петербурге. Интернет
вывел общество на сверхзвуковые скорости эволюции. И пример полыхнувших
Туниса и Египта показывает, что этот факт можно использовать как угодно.
Я не знаю, что будет завтра. Но я уверен в одном: мне еще придется рассказывать внукам о том, что такое мир без Интернета.
|